Воспоминания нашего земляка, может кому будет интересно...

[Фдуч]

Думал, выкладывать или нет, но пусть будет, может кому интересно будет прочитать, воспоминания нашего земляка, Васильева А.В.
 Озаглавлено было: Автобиографическая справка. Набрано с ксерокопии рукописного текста могут быть огрехи.

Васильев Александр Васильевич
            Автобиографическая справка.
Когда началась война, я служил в РККА на Дальнем востоке. И только в мае месяце 1942 года наша дивизия была направлена в действующую армию, на Сталинградский фронт.
   Немцы наступали.
   Четко, до мельчайших подробностей, как будто это было только вчера, помню первый день пребывания на передовой.
   Наши траншеи проходили по открытой Приволжской степи. В полдень немецкие пикировщики, (мы их называли «горбыли»), старательно и умело обработали наш, неуспевший еще как следует, укрепиться передний край. Перестоявшая до пороховой сухости трава от бомб заполыхала. Пожар выкурил сильно поредевшие остатки батальонов из неглубоких, наскоро отрытых, одиночных ячеек и траншей и загнал в овраг, уродовавший равнину глубоким кривым шрамом. На новом месте солдаты торопливо выкопали себе норы в крутом обрыве, как стрижи гнезда.
   С наступлением темноты немцы прекратили огонь.
   Я и мой друг Благодарев Егор, выбрались на бровку оврага, устало распластались среди черных будылей лебеды дурно пахнущих гарью.
   Откуда-то с юга приплыли тучи, и тяжелыми непроглядными шторами, задернули редкие яркие звезды. Стало совсем темно. Только где-то далеко в стороне над горящими полями перезревшей пшеницы, в небе качались столбы багряных сполохов.
   В предельной напряженности человек особенно чуток к тишине. Наши спины улавливали тяжелые вздохи и подрагивания  уставшей от войны степи. Измотанные в тяжелом бою солдаты громко храпели в своих норах. Сон одолевал и нас, но мы упорно не сдавались. Ведь наша задача наблюдать за противником и вслучае чего немедленно докладывать своему командиру. Меня одолевали думы о завтрашнем дне.  Где конец? Где тот поворотный пункт войны? Дон? Волга? А может быть этот овраг и есть тот самый рубеж, откуда пойдем уже не на восток, а на запад?
   Молодой организм настойчиво требовал отдыха, веки тяжело налились сном. Мысль стала петлять, точно заяц, запутывая свой след, терять логическую связь и скоро оборвалась совсем.
   Сколько времени я проспал – не знаю. Проснулся сразу, без капли дремы как просыпаются только на войне. Спина моя по-прежнему чувствовала дрожь земли, но эта дрожь была другая, непохожая на ту, что слышалась с вечера, а какая-то тревожная, пугающая.   В мозгу, точно морзянка, лихорадочно застучало: «Танки! Танки! Танки!»
   Мы только, только прибыли на фронт и нам еще не довелось лоб в лоб сталкиваться с танками. Но понаслышке, мы уже знали, что это такое, и хорошо понимали, что остатки потрепанного полка ничего серьезного не смогут им противопоставить! Вся артиллерия уже вышла из строя, побита. Разве что бутылки с горючкой да гранаты.
   Я послал своего друга доложить командиру батальона о подходе немецких танков.
Начал накрапывать дождик. Капли падали редкие, крупные и пахучие, настоянные на горечи выжженной степи.
   Вернулся Благодарев, Сообщил:
- Командир уже сам все знает. Ему, в, тоже не спалось.  Да кому теперь до сна? Чуешь?
Отовсюду слышались приглушенные голоса, кой где мигали светлячки самокруток.
   Наступление немцев началось, как и ожидали, на рассвете артиллерийским налетом. Минут через двадцать грохот рвущихся снарядов оборвался. На передовой сразу стало тихо. Так тихо, что нудно заныло в ушах. Мы с Ефимом  спустились в овраг, но тои дело, то один, то другой поднимались на верх.
- Идут! – Крикнул Ефим.
Я выбрался на бровку. Черные силуэты немецких танков четко маячили на фоне густо-серого пасмурного неба не так уж далеко. Их было много.
Танки быстро приближались.
_ Да что же наши-то молчат? – с обидой произнес Ефим хриплым голосом.  – Ослепли что ли?
   Словно в ответ на его досаду, по цепи полетела команда капитана, командира батальона:
- Без приказа не стрелять!
От строя немецких танков оторвались два и пошли прямо на нас.
«Вот и все». – Сердце у меня дрогнуло. Одним уцелевшим минометом от роты, которым я командовал, тут ничего не сделаешь. С потерей мат части мы действовали, как пехотинцы.
   Мой друг Ефим не находил себе место. Егозил, перебегал то вправо, то влево от меня и без конца что-то не слышно говорил,  только шлепал губами.
- Приготовь лучше гранаты и бутылки с горючкой, не бегай, - прикрикнул я на друга, но он будто не слышал меня, продолжал суетиться.
- Ну чего наши ждут-то? Чего? Когда нас как козявок…
   И вдруг наша оборона ожила, ощетинилась. Перебивая друг друга ударили пулеметы и винтовки. Я дал команду открыть огонь своему одинокому миномету и он торопливо залаял на дне оврага.
 - Отрезай пехоту от танков! – разнеслась команда командира батальона.
   Немецкие автоматчики не выдержали нашего огня, залегли. Танки же продолжали двигаться, совсем не обращая внимания на ружейный огонь. Один уже подполз к самому обрыву оврага, выбрасывая черные клубы едких выхлопных газов. Удушливый дым, смешанный с дождевой сыростью, скатывался в овраг и вызывал у на с Ефимомприступы тошноты и кашля.
- Гранатой его! – крикнул я Ефиму, он выхватил из-под ремня гранату, бросил под широкую гусеницу. Грохнул взрыв. Закурчавилось над головой серо-желтое облако. Потом оно осело, словно подтаяло снизу и плотным туманом стало растекаться вширь. Танк стоял с заглохшим мотором и порванной гусеницей, но продолжал стрелять.
- Горючки! Горючки подкинь! – услышал я голос капитана, не понимая, к кому он относится, но Ефим понял, взял из ниши бутылку, приготовленную еще с вечера, и, широко размахнувшись, бросил на танк. Косматое пламя быстро расползлось по всей броне. Машина заполыхала ярко, как факел.
- Молодец, Благодарев! Так их гадов! , - загремел бас командира роты.
   Услышав свою фамилию, Ефим словно проснулся. До сих пор обуреваемый страхом, он делал все бессознательно, механически, будто в дурном сне и только теперь понял, что произошло.  Он беспомощно плюхнулся на землю и, обхватив голову руками, громко навзрыд заплакал. Я подбежал к нему и озабоченно спросил:
- Что, дружище, зацепило? Куда? Может быть помочь?
- Да катись ты, знаешь куда…
Я опешил:
- Чего же тогда ревешь, как бугай?
- Не знаю, - уже всхлипнул Ефим и шаркнул по носу мокрым и грязным рукавом гимнастерки.  – Химия(неразборчиво. ???) Какая-то получается. Я и сам не знаю, как все это назвать. Тут у меня что-то поломалось, - он стукнул себя кулаком по груди. – Теперь они, гады, узнают у меня почем фунт лиха. Я им покажу…
   Накал атаки немцев угас. Немногие уцелевшие танки отошли за пригорок. Подбитые стояли не далеко от оврага черными глыбами, многие еще дымились. Ефим сел, положил винтовку на колени, и размазывая ладонью грязный пот по лицу. Сказал:
- Курить хочется, как из пушки. Дай лейтенант на козью ножку У меня кисет пустой…
   Так произошло мое «боевое крещение». В этот день, под вечер, я был ранен. Мина наградила меня сразу тремя осколками. К счастью, разрыв был далековато от меня и осколки на излете ранили легко. Во всяком случае, не опасно для жизни в левую руку.
   Позднее размышляя о о своем «боевом крещении» я понял, что человек, взявший в руки оружие, еще не солдат. Что бы стать солдатом в самом настоящем понятии этого слова, человеку необходимо еще пройти психологическую обработку в бою, возненавидеть врага. Каждый эту школу ненависти проходит по своему и в разное время, но обязательно у каждого есть свой «поворотный пункт».
   После госпиталя я попал на фронт, когда наша армия уже гнала фашистских захватчиков на запад.151 с д., в составе которой я находился до конца войны, побывала на всех четырех  украинских фронтах.  Ее перебрасывали с одного участка на другой, туда где готовилось большое наступление. На своем пути дивизия освободила города: Жмеринка, Станислав, Дрогобыч. Перевалив Карпаты, с тяжелыми боями, освободили на Западной Украине Ужгород, Мукачево.
   Вообще военные дороги не легки. Но особенно тяжелые бои были за освобождение столицы Венгрии г. Будапешта. Наша 151 с.д. находилась как раз на самом острие наступления. Я в это время уже командовал артиллерийской батареей. Но в условиях уличных боев наступали в одной цепи с пехотинцами. (Как это было можно прочитать в моей повести «Солдаты идут».)
После Венгрии дивизия попала в Австрию. Там в австрийских Альпах и закончилась война. 
   Никогда не забыть эти счастливые, радостные и в то же время горькие минуты, когда «Солдатское радио» принесло весть о Победе.
   Официально о капитуляции Германии сообщения еще не было, а во всех полках люди уже от радости сходили с ума. Палили из всех видов оружия. Палили так, безприцельно, для шума.
 Было это ночью. Горластое горное эхо, в сто крат усиливая гром выстрелов, создавало впечатление что небо не выдержало такого шума и обрушивается на землю.  В ту ночь я находился на водяной мельнице, построенной на небольшой горной речушке. Услышав грохот, я выскочил на улицу. Вроде бы все остается на своих местах. В чистом небе, как всегда, голубыми фонарями светят крупные звезды, неподвижно, точно спящие, стоят высокие остроконечные ели, а грохот хоть уши затыкай. Ко мне подошел зам. Полит. Комдива полковник Носов, обнял меня и с какой-то теплой хрипотцой в голосе поздравил с победой.
   Войну закончил я в звании капитана, в должности начальника артиллерийской разведки дивизии.

23-05-84 г.      Подпись Васильев Александр Васильевич